Прошло 100 дней с назначения нового руководителя Челябинской области — временно исполняющего обязанности губернатора Алексея Текслера. В марте он получил регион в том состоянии, когда безоговорочно понравиться шансов не было. Смог, Томинский ГОК, стагнация в экономике, общий упадок.
Очевидно, что области требовался антикризисный менеджер. На эту роль был выбран выходец из «Норильского никеля», но с местными корнями, первый замминистра энергетики РФ Алексей Текслер. С первых дней своей работы в Челябинске он демонстрировал, что открыт для людей и для СМИ, но выступать с большим интервью в местных медиа не спешил. Спустя три месяца (кажется, достаточный срок, чтобы сложить своё мнение о положении дел) глава области согласился ответить на наши вопросы.
Текслер приехал в редакцию 74.ru уже в 18 часов. Собранный, чуть напряжённый, но с улыбкой. Для беседы мы выбрали не традиционный конференц-зал, а зону отдыха. Увидев там теннисный стол, он не прошёл мимо, позволил себе сделать подачу.
О том, почему до сих пор важно обсуждать строительство ГОКа, нужна ли городу заводов «екатеринбургская» свобода, о среднем чеке в кафе и о лего «Майнкрафт» — в интервью Алексея Текслера.
«Средний чек значительно упал в обычных кафе»
— Алексей Леонидович, начать хочу с самого тревожного. Возьмём нашу компанию. 74.ru — это ведь не только про журналистику. Мы крупная IT-компания, специалисты которой производят программные продукты высочайшего уровня. Для вашего понимания: например, наши разработчики создали сервис Autochel, который купил Yandex. Кроме нас в городе есть и другие очень перспективные IT-компании. И у всех нас одна общая проблема: молодые гениальные разработчики, программисты (это такие ребята, которые не стесняются татуировок, ходят на работу в шортах и производят высококлассные продукты) не хотят здесь жить. Потому что Челябинск был и остаётся городом заводов. И, надо сказать, уезжают отнюдь не только программисты.
— Это основная проблема таких профессий. Они аккумулируются в больших городах. У нас нет проблем, как сейчас говорят, с мозгами. Я имею в виду, что наши дети участвуют в олимпиадах и являются одними из самых лучших в них. Наши школы рейтингуются на очень приличных местах. Мы занимаем первое место в стране по количеству ребят, которые выбирают ЕГЭ по информатике. Потенциал с точки зрения человеческого капитала у нас отличный. В ЮУрГУ и других учебных заведениях есть соответствующие кафедры, на которых большое число ребят занимаются IT. А дальше возникает вопрос, куда поехать. К сожалению, корректный и правильный диагноз у вас, ребята не хотят оставаться здесь в основном из-за той ситуации или среды, которая существует в городе, ищут более комфортного места для жизни. И это касается, кстати, не только ребят, которые занимаются творческими профессиями, многие люди задумываются и принимают решение уехать.
И одна из моих задач как главы региона — повернуть ситуацию. У многих ощущение, что регион и Челябинск в частности не развиваются, и это определяет выбор многих людей. Здесь должно быть комфортно, чисто и хотелось жить и работать, воспитывать детей. Всё остальное проистекает из этой цели.
— Как вы будете искоренять фразу «Надо валить из Челябинска»?
— Инициативы, идеи, предложения, о которых я говорил в своём выступлении в Заксобрании и в последующих выступлениях, они ровно про это. Всё для человека. Не экономика во главе угла, а человек. Нам нужно сделать места, где живут люди (и не важно, города это или сёла), чистыми, комфортными, удобными. Это с одной стороны. С другой — у людей должны быть условия жизни, возможность заработать, то есть рабочие места, где можно получить достойную зарплату.
Проблема действительно существует. Я знаю, что многие решают ехать в Екатеринбург. Или дальше — в Москву. К сожалению, такая тенденция сегодня действительно существует. Если говорить о 80-х годах, я прекрасно помню, как с Северов и других регионов приезжать в Челябинск было в порядке вещей. Мы переезжали, когда отцу предложили работу на Крайнем Севере. В 80-е квартиры не покупались и не продавались, они обменивались. И в нашу квартиру как раз заехали люди, которые тоже приехали с Севера. То есть они приняли решение жить и работать здесь. Понимаете? Сейчас этого практически не происходит, люди выбирают другие города. И это проблема.
Мы прекрасно знаем, что Челябинск сравнивают с другими городами — Екатеринбургом, Уфой, Тюменью.
— И сравнение зачастую не в нашу пользу…
— Да. А ведь всё вокруг простых и понятных вещей. Я попросил дать мне информацию о среднем чеке. И знаете, за последние три года средний чек значительно упал в обычных, простых кафе. Или если посмотреть на объем жилищного строительства, то да, он в последние годы рос, но в основном за счёт так называемых метров по дачной амнистии. А если говорить о новом комфортном жилье, то цифры-то не впечатляют.
И вот такие простые и понятные индикаторы говорят о том, насколько здесь жить удобно и комфортно. Это всё характеристики того, что люди ногами голосуют против тех проблем, которые их окружают.
«Вы формулируете, будто там есть развилка, строить или не строить ГОК»
— Но нужно признать, что основную роль в желании уехать играет экология. Что уж тут лукавить…
— Вот люди говорят: «Не хочу жить в Челябинске». Или, как вы, употребляют слова: «Надо валить». Мне кажется, вопрос вообще не так стоит. Люди хотят жить в Челябинске, жить в регионе, но не в таких условиях. Я думаю, большинство являются патриотами своего города, своего населённого пункта. Понятно, что сейчас мобильность населения достаточно высокая, люди могут выбирать [где жить]. И это вопрос выбора. Человек всегда стремится туда, где лучше. Нужно, чтобы жизнь в нашем регионе, в Челябинске была лучше, тогда и вопрос так стоять не будет. Мне кажется, что патриотов достаточно, чтобы связывать свою жизнь с нашим регионом.
— Разговоры о том, что надо уезжать из Челябинска, вышли на пик с появлением информации о строительстве Томинского ГОКа. Кажется, что это такая точка невозврата.
— На ваш взгляд, когда это произошло?
— В 2015 году. И подписание Вами проекта на Питерском экономическом форуме в начале июня, конечно, вызывает вопросы. Да, это проект рекультивации Коркинского разреза, но она будет проводиться за счёт направления туда хвостов Томинского ГОКа. То есть де-факто Вы подписали строительство Томинского ГОКа. По крайней мере, воспринимается это так. Давайте будем прояснять Вашу позицию по этому важнейшему для Челябинска вопросу.
— Давайте. Тема Коркинского разреза, она наболевшая. Я же первое, куда приехал [после назначения], это был Коркинский разрез. По тем отчётам, которые я сейчас регулярно получаю, ситуация улучшилась: возгораний стало меньше, там действительно постоянно проходят работы, связанные с локализацией эндогенных пожаров, которые там есть.
Что касается Томинского ГОКа, вы формулируете вопрос, будто там есть развилка, строить или не строить. Он давно строится.
— То есть осенью, как раньше и говорилось, запуск?
— Я не могу точно сказать срок, но там финальная стадия строительства. И та инициатива, о которой я говорил, заключается в нескольких, на мой взгляд, понятных шагах. Первый шаг — это, конечно, прозрачность. Я ведь слышу, в том числе от людей, которых я знаю очень давно, от своих друзей: они просто не понимают, что происходит там, за забором Томинского ГОКа. Поэтому открытость — это вопрос конкретный. Я предложил открыть двери и показать, что такое Томинский ГОК сейчас, чтобы не было никаких сомнений на предмет того, что этот объект представляет из себя физически.
Второе. Вся открытость и прозрачность, она ведь связана не только с Томинским ГОКом. Мы должны знать, какая экологическая ситуация в Челябинске и не только в Челябинске, а везде, где есть определённые проблемы. В том числе за счёт организации дополнительных мониторинговых станций, которые могли бы [работать] в постоянном режиме и даже в режиме онлайн. Собственно, я ставлю задачу, чтобы каждый человек на интерактивной карте в момент видел и понимал, какая экологическая ситуация в городе. Это крайне важно, потому что бывают дни так называемых неблагоприятных метеоусловий. Есть определённые регламенты, как поступать и действовать в такие моменты, но всегда это происходит с задержкой и непонятно каким образом.
Мне бы хотелось, чтобы был абсолютно другой режим. Мы же знаем, если существует какая-то угроза урагана, то МЧС может объявлять об этом [заранее]. Вот мне хотелось бы жить в таком режиме, когда и сами предприятия реагируют до наступления неблагоприятных метеоусловий, снижают выбросы, и люди понимают, что происходит в этой части.
А по Томинскому ГОКу я знаю, что были и общественные слушания, и разного рода экспертизы, они вполне законные, то есть с точки зрения строительства там все необходимые разрешительные документы существуют. Но не хватало одного — некоего общественного согласия на то, чтобы этот объект существовал.
Поэтому сейчас необходимо провести дополнительные мероприятия, связанные с тем, чтобы эксперты, в том числе международные, еще раз проанализировали ситуацию с точки зрения влияния на воздух, воду, землю — в общем, на все последствия деятельности этого предприятия.
— Что это изменит, если вы говорите, что строительство на финальной стадии, а значит вопрос запуска предрешён? Зачем это всё?
— Я не знаю, предрешён или нет. Ещё раз. Я обозначаю вопрос открытости и понятности этого объекта.
— У вас есть рычаги затормозить запуск, если прозвучат негативные заключения?
— Мы начали о шагах. Первый я обозначил — прозрачность и открытость. Второй: я вышел с инициативой создать челябинский ГОСТ, экологический стандарт, суть которого заключается в том, что да, с одной стороны, у нас есть федеральное законодательство, и с его точки зрения все разрешительные документы на строительство были получены. Я думаю, вы это прекрасно знаете. Но с другой стороны, мы говорим о том, что ситуация в городе экологически сложная, потому что существуют действующие предприятия, которые работают. И дополнительное предприятие, которое возникает недалеко от города, несёт, очевидно, дополнительную экологическую нагрузку.
Давайте совокупно, с учётом всех факторов посмотрим на ту ситуацию, которая будет складываться в городе. Я имею в виду в том числе и принятие нового закона о квотировании выбросов. Я говорю о применении наилучших доступных технологий. Давайте ответим на вопрос — там [на ГОКе] наилучшие доступные технологии? Или вообще, какие там технологии? Давайте проведём анализ и пригласим международных экспертов, которые скажут, какова ситуация на самом деле. Давайте посмотрим на эту ситуацию в целом.
Вы говорите о Томинском ГОКе, а я говорю обо всей ситуации в Челябинске — с учётом совокупности всех факторов. И смысл этого стандарта, этого ГОСТа в том, что могут быть приняты общественно согласованные требования к промышленным предприятиям, которые могут быть жестче даже федеральных норм и правил. И те предприятия, которые ГОСТу, стандарту соответствовать не будут, в моём понимании, не должны работать на нашей территории.
А рычагом может быть только суд, единственный законный инструмент. Для его использования нужны серьезные правовые основания, важным из которых может как раз стать региональный экологический ГОСТ.
— В идее этого ГОСТа Вы опираетесь на вопрос нагрузки на атмосферу, а как же озвучиваемые риски в плане воды?
— А я же про это и сказал, что тема воды подлежит отдельному анализу. Безусловно, нужно снять все риски, обсуждая запуск любого проекта, включая Томинский ГОК — в части влияния его в том числе на водные объекты. Это безусловно. Вообще, непонятно, почему эта тема до сих пор не является прозрачной для людей. Вы и многие задают вопрос влияния. Поэтому я и говорю: давайте пригласим международных экспертов, чтобы не было сомнений. И ответим на эти вопросы.
— До запуска ГОКа остаётся буквально 4–5 месяцев. Когда всё это делать?
— Сейчас делать. Я тут три месяца работаю. Если бы я, скажем, тут два года был, вы бы мне задавали этот вопрос. Делать сейчас, начинать обсуждения прямо сейчас.
Кстати, в Златоусте и Миассе из-за неспособности инвесторов доказать экологическую безопасность своих проектов местным жителям областная власть — и я об этом заявлял — имела возможность отказать в разрешении до начала строительства подобных производств.
— Какие-то намётки уже есть? Возможно, общественные группы начали собирать?
—Да, нужно собирать в том числе и общественные группы. Это нужно делать, естественно, до запуска любого предприятия. Я дал поручение проработать этот вопрос и назначить дату первой встречи.
«Мы абсолютно точно будем готовы провести саммиты»
— Вот уже два года только ленивый в Челябинске не упоминает ШОС и БРИКС. Но сами саммиты простых челябинцев мало интересуют, это международное событие воспринимается исключительно как путь к долгожданному преображению города. Вернее раньше воспринималось, потому что сейчас, кажется, совсем ничего не происходит. Вас устраивают темпы подготовки?
— Конечно, было бы неплохо, если бы год назад мы находились там, где находимся сейчас. Скажу объективно и откровенно… Первое, вы абсолютно правы, и ровно так я обозначаю с первых дней своей работы здесь: саммиты — это в первую очередь вопрос подготовки города, это то, что будет для людей. Что конкретно будем делать? Я сейчас не имею в виду строительство отдельных поселков. Вы правы, ни они, ни конгресс-холл «Таганай» никаких эмоций ни у кого не вызывают. Что делается в практическом плане? Мы получим в этом году четыре миллиарда на ремонт дорог. Их уже начали делать. Мы получим три миллиарда на два года на благоустройство Челябинска, и это тоже начали делать. Мы с вами получим новый аэропорт. И не только аэропорт, но и новый аэродром. Думаю, все, кто летают, видят, какая работа ведётся. Там фактически будет новое летное поле, в два раза больше нынешнего, современная инфраструктура. Самое главное, там будет новое навигационное оборудование. На это государство направило 6 миллиардов рублей, плюс инвестор вложил в здание аэропорта еще 6.
Аэропорт будет соответствовать самому наивысшему классу ICAO — третьему. Сейчас пассажиропоток нашего аэропорта — миллион восемьсот с небольшим, а все эти решения приведут к возможности перевозить через наш аэропорт уже три с половиной миллиона человек. Потенциал для развития видите, какой.
— А возвращаясь к благоустройству. На что пойдут эти миллиарды?
— Возвращаясь к благоустройству, дополнительные три миллиарда рублей из федерального бюджета пойдут на общественные пространства, на ремонт фасадов, озеленение, также на набережную, которую мы будем делать у реки Миасс.
— Когда? В кулуарах говорят, что никто ничего не успевает. В какие сроки начнутся работы?
— Как мне докладывает администрация города, конкурс начнёт отыгрываться в начале июля. Знаете, собственно, смена главы города и до этого руководителя управления дорожного хозяйства говорит ровно о том, что нужно было эту работу начинать раньше. К сожалению, её по непонятным мне причинам раньше не начинали.
К примеру, тот конкурс по дорогам, который три месяца переносили, играли с УФАС в пинг-понг. Причём требования антимонопольного ведомства были, на мой взгляд, объективные и здравые, по использованию современных материалов, с соблюдением соответствующего современного ГОСТа. И каждый раз из месяца в месяц конкурс переносился. Создаётся, вообще, впечатление, что это делалось осознанно и специально. Конечно, вы правы, и проекты на благоустройство нужно было сделать раньше. Сейчас мы эту историю исправим. Но уже при новом главе города.
У меня нет сомнений, что мы часть работ по благоустройству сделаем в этом году, и, естественно, часть будет завершена и в следующем. Так что город получит дополнительные возможности и по дорожному строительству, и по благоустройству, и по инфраструктуре, я имею в виду аэропорт. Это действительно те объекты, которые важны, значимы, и если бы не было принято решение по саммитам, то многие из этих мероприятий даже бы не появились. И в этом смысл того, что саммиты будут происходить у нас.
— То есть на сегодняшний день вы не допускаете вероятности срыва проведения саммитов у нас?
— Ещё раз. Мы абсолютно точно будем готовы провести мероприятия саммитов, и мы их проведём.
«В городе заждались главу, который будет доступным»
— Вы затронули тему смены главы Челябинска. Сейчас кресло заняла Наталья Котова. Каким мэром она должна быть или стать, чтобы избавиться от приставки и. о.?
— Мне кажется, что глава должен быть открытым, новым и требовательным. В любой последовательности. Новым, вы понимаете? Я не имею в виду просто фамилию, я имею в виду отношение к работе.
— Назовите пять болевых точек, которыми Наталья Котова должна заняться в первые же дни?
— Надо быть открытым, не чураться общаться с людьми. Этого точно не хватало последним мэрам. Мне кажется, в городе заждались главу, который будет доступным. Дальше нужно элементарно наводить порядок — от того, как функционирует администрация, до порядка во дворах, на улице, на дорогах. То, с чего мы с вами начали, — такая запущенность Челябинска.
Региональные столицы должны выглядеть всё-таки совершенно по-другому. Я на позиции первого замминистра объездил всю страну, и мне есть, с чем сравнивать. Я поэтому совершенно точно могу сказать, что лоска Челябинску не хватает. Общественный транспорт и дороги, мне кажется, это те направления, которые тоже являются достаточно важными для челябинцев. Плюс социальная сфера: нужны новые детские сады и школы. Проблемы остаются.
И здравоохранение. Вы знаете ситуацию, сегодня всё здравоохранение находится в областном подчинении, за исключением челябинского. И конечно, для мэра это отдельная большая самостоятельная задача. В целом могу сказать, что по здравоохранению очень много вопросов — не только в Челябинске, но и в целом по области. Для меня, кстати, это было таким удивлением.
«Можно принимать решения о скоростных трамваях»
— О здравоохранении чуть попозже. А пока давайте всё-таки разберёмся с другим диагнозом — общественным транспортом. Меньше чем через месяц после назначения Вы провели совещание с транспортниками и поручили разработать концепцию развития. Дали на представление плана по выходу из кризиса две недели. С тех пор прошло почти три месяца, транспортная концепция не представлена. Она вообще существует? Если да, то что с ней не так?
— Смотрите. У меня была перепалка с администрацией города. Транспортная концепция создаётся на многие годы вперёд. То есть мы понимаем, что, получив ответ из администрации: «Давайте мы на семь с половиной миллиардов что-то купим», я был не удовлетворён. 1,8 миллиарда [предлагали направить] на долги, которые возникли потому, что организационно всё было не продумано. И, кстати, не факт, что этих долгов не возникло бы заново. Ну и просто [говорили]: «Купим новый общественный транспорт». Мне докладывали, что транспортная модель разрабатывалась, ситуация анализировалась, но в итоге оказалось, что это не так. И этот процесс надо запускать заново. И он уже запущен. Я надеюсь, в ближайшее время мы эту концепцию увидим и приведём её уже в практическое русло.
Мы должны понимать, что тот общественный транспорт, который сегодня функционирует, — это наследие, которое досталось нам, городу. И инфраструктура, и сама маршрутная сеть. Ездят старые трамваи, по старым маршрутам. Трамваи, кстати, самый медленный транспорт в городе, чего в нормальном современном городе быть не должно. Трамваи, на секундочку, должны быть самым быстрым транспортом. Низкопольного транспорта, автобусов, нет вообще. Маршрутная сеть основана на каких-то старых предположениях и не является ответом на ту ситуацию, которая есть сейчас.
Анализ пассажиропотоков, формирование новой транспортной модели, новой маршрутной сети — вот то, что позволит нам заложить основу развития общественного транспорта в Челябинске на достаточно долгую перспективу, на годы вперед. Эти наработки [ранее] делались, но фактически никак не использовались при принятии тех или иных решений. Поэтому первая и, пожалуй, самая важная задача, которая сегодня есть, — сделать модель, оформить эти документы и на их основе принять решение о том, каким общественный транспорт должен быть в будущем.
В частности, у нас с советских времён — спасибо генпроектировщикам, которые тогда работали в городе, — есть трамвайные коридоры и на Северо-Запад, и на ЧТЗ, и на ЧМЗ. То есть, в принципе, при изменении, при реновации инфраструктуры, я имею в виду рельсы, контактную сеть, можно принимать решения о скоростных трамваях. Что существенно изменит ситуацию с общественным транспортом в городе.
— Бюджет готов финансировать скоростные трамваи?
— Необходимо сделать расчеты. Я думаю, в совокупности — и бюджет, и инвесторы, и капитальные гранты со стороны федерального центра. В частности, гранты совершенно точно необходимы на реновацию инфраструктуры, её окупить будет достаточно сложно. А если инфраструктура будет сделана, то приобретение общественного транспорта — это вполне посильная история. Даже без увеличения тарифов. Именно таких решений мне не хватало в ответе от города.
— Мы уйдём от засилья маршруток?
— Мы должны уйти от непрозрачности. Сегодня маршрутки — это непрозрачность с точки зрения налогов и выручки бизнеса. Во всех городах уже существуют электронные формы расчёта, единые проездные и прочие вещи, которые являются одновременно социальными картами и другими инструментами. Нужно уйти от возможности рассчитываться с водителем на месте. Мне кажется, это тоже уже архаичная форма. Нужно посмотреть, какие маршруты в городе должны быть регулируемыми. За так называемые регулируемые маршруты будет платить бюджет как за транспортную работу. И, соответственно, тот, кто владеет этим транспортом, получает средства из бюджета, а от населения за счёт электронных форм расчёта деньги будет собирать специальная организация и передавать их в бюджет. Это всё делает этот бизнес понятным и прозрачным.
И самое главное — транспорт должен быть безопасным, комфортным, экологичным.
«Я считаю, что там ничего рубить не надо»
— Где транспорт, там дороги. В начале нашего разговора Вы упомянули, что на ремонт дополнительно поступят четыре миллиарда рублей. В этом году или следующем?
— Нет, почему? В том числе и в этом году. Мы увеличили дорожный фонд, будем это делать и дальше. Возьмем для примера Челябинск — там рост средств, которые направляются на дороги, с четырех до шести с половиной миллиардов. Растет общий объем средств дорожного фонда. Вы, наверное, помните, одним из первых моих решений было добавить 500 миллионов на ремонт дорог муниципалитетов области, это без учета Челябинска и Магнитогорска.
Мы в целом наращиваем объемы дорожного строительства. Еще одна задача — демонополизировать этот рынок. Нужно улучшить качество работ, применять современные материалы, внедрять контракты жизненного цикла. И конечно, будем заниматься путепроводами и мостами.
— В этом году в Челябинске планируют отремонтировать 18 улиц, не маловато?
— А с чего вы взяли, что 18?
— Это та цифра, которую нам озвучивают мэрия и дорожники.
— Смотрите. Есть несколько источников финансирования. 18 улиц — это магистральные линии, основные транспортные артерии в рамках программы «Безопасные и качественные дороги». Но это не все деньги, которые идут на дорожный фонд. Сейчас администрацией города будет разыгрываться конкурс ещё порядка на 60 дорог — там 700 с лишним миллионов рублей. Есть отдельные развязки, отдельные участки дорог. Троицкий мост — знаменитый, всеми обсуждаемый, и развязка на Братьев Кашириных.
— Троицкий мост… На Дарвина всё-таки будут деревья вырубать? Все уже запутались в жарких спорах — Вы говорите одно, дорожники делают другое, чиновники мэрии комментируют третье.
— Мою позицию я уже высказывал и сейчас могу формулировать совершенно конкретно. Меня лично никто не смог убедить, что дорогу на Дарвина нужно расширить, сделав из четырёх полос шесть. Поэтому я считаю, что там ничего рубить не надо. Там нужно немного расширить дорогу, чтобы было полноценные две полосы. Сделать это можно и нужно без вырубки деревьев. Насколько я понимаю, новая администрация со мной в этом направлении согласна.
«Наши люди всё понимают»
— История с вырубкой деревьев слишком болезненная для нашего города, тут и до народных волнений недалеко. Хотя во время массовых протестов вокруг планировавшегося строительства храма в сквере на набережной Екатеринбурга среди челябинцев звучало много разговоров о том, что наш город заводов выйти на улицы не способен. На Ваш взгляд, Челябинску нужен екатеринбургский уровень свободы, такое право голоса?
— Вы сравниваете челябинцев и екатеринбуржцев. Мне кажется, между нами нет никакой границы в этой части. Как мне видится, в ситуации со сквером есть своя большая история. Много лет там шло обсуждение, где строить или не строить храм. К сожалению, в итоге произошли те события. Это характеризует как раз то, о чём я говорил. Сейчас во многом нужно общественное согласие. Всё может соответствовать федеральным нормам и правилам, каким-то процедурам. Но если нет общественного согласия, то возникает ситуация, когда люди могут выйти на улицу. Важно, чтобы мы работали и понимали, что это согласие необходимо. Мы с вами и экологический момент затронули, это могут быть и какие-то дорожные работы, это может быть что угодно. Такая проблема может возникнуть по любой теме. С тем же журналистом Голуновым — вопрос подлога и несправедливого отношения. Отсюда и выход людей на улицу. Когда вы говорите, что челябинцы — люди, которые в том числе работают в промышленной сфере, поэтому не способны на что-то… Нет, почему? Наши люди всё понимают. И неравнодушных большинство. Дело также в том, что, принимая те или иные решения, нужно исходить из того, чтобы они были понятны людям. Если есть разные мнения — давайте их обсуждать. И для этого существуют различные варианты и площадки.
«Чтобы врачи поехали в деревню, мало дать им 500 тысяч рублей»
— Тренд обсуждения у нас в стране задаёт глава государства. На днях прошла очередная прямая линия с Владимиром Путиным. Челябинская область прозвучала с вопросом о здравоохранении. Если честно, у меня это прямое включение из образцового фельдшерско-акушерского пункта деревни Маук вызвало только возмущение. Вся страна посмотрела, как хорошо у южноуральцев с медицинской помощью на селе. А на деле? У вас не складывается ощущение, что вас подставляют провальной программой по строительству 100 ФАПов, которую вы ранее озвучили после доклада подчинённых из Минздрава?
— Чем подставляют? Названием?
— 100 ФАПов — до конца 2020 года. На данный момент построено пять.
— Подождите. О 100 ФАПах до конца 2020 года я ничего не говорил. Это не соответствует действительности. Действительно, я слышал, что озвучивалась программа про 100 ФАПов. В прошлом году озвучивалось 30 ФАПов — построено два. И это, безусловно, у нормального человека ничего, кроме возмущения, вызывать не может. Я называл другие цифры: исходя из наших возможностей и того, что в области я нахожусь с марта, поставил, скажу честно, сверхнапряжённую задачу (и сделал это осознанно, мне предлагали цифру 13) по строительству 24 фельдшерско-акушерских пунктов до конца текущего года. Мне кажется, это реальная задача, и я получаю каждую неделю по этому поводу отчёты. Её выполнение я держу на личном контроле.
В части 100 ФАПов я говорил до 2024 года. Вообще, у нас 658 ФАПов, из них порядка 130 сегодня не функционируют. В подавляющем большинстве там просто нет фельдшеров. Из 658 будут отремонтированы 80. Еще 20 будут построены там, где мы определили, исходя из необходимости. Главный вопрос функционирования ФАП — это фельдшеры.
У нас в целом острая нехватка кадров. При том, что у нас есть медицинский университет — с хорошей историей, качественной базой, но далеко не все из выпускников в прошлом году пошли работать по специальности. И это врачи — люди, которые осознанно сделали свой выбор. Что с этим делать? Коренным образом менять мотивацию врачей — создавать условия. Если мы хотим, чтобы люди поехали в деревню, мало дать им по программе «Земский фельдшер» 500 тысяч рублей. Ну не едут! Понимаете?
Кстати, в Мауке, по сути, фельдшер — местная, она просто вернулась на работу, это не приехавший человек. Нужно менять подходы и к существующим программам добавлять новые. В своём обращении к Заксобранию я об этом говорил. Говорил о том, что необходимы программы привлечения молодых врачей, врачей узких специальностей, фельдшеров. Да, людям нужно предлагать в том числе жильё. Может быть, мотивировать их на жильё в областном центре, которое они получат, отработав, скажем, три года в деревне. Нужны совершенно новые нестандартные формы. И я надеюсь, что такую программу до 1 сентября мы сформулируем и действительно сможем заинтересовать специалистов. Оборудование, безусловно, важно. Но в первую очередь нужны люди.
У нас трёхуровневая система здравоохранения. Областные и федеральные клинические центры на Южном Урале достаточно неплохие, оснащены современным оборудованием, есть квалифицированные врачи. Со вторичным звеном — районными больницами — дела похуже. Надо обратить внимание на первичный уровень, куда люди приходят в первую очередь. Там также есть проблемы с врачами, общая неустроенность.
Я озвучил инициативу по ремонту входных групп и регистратур поликлиник, введению так называемой бережливой поликлиники. Но без специалистов всё это не будет иметь никакого эффекта.
— Не хотите никаких кадровых решений принять в здравоохранении? Вы вообще пока очень осторожны в кадровых перестановках.
— Вы знаете, что я их не анонсирую. Просто принимаю, когда приходит время.
«В этом году точно будем кататься на лыжах уже здесь»
— Хочу спросить Вас о непопулярной теме. Вы ни разу не высказывались о внутреннем туризме нашего региона. А летом мы о нём вспоминаем как никогда часто. И честно говоря, грустно. У Челябинской области огромный потенциал, край озёр, у нас горы, которые могут стать вторым Алтаем, но бизнес и бюджет почти не вкладываются в эту сферу. Что с этим делать?
— Тема интересная и непростая, потому что любое развитие туризма, особенно у нас, где почти все места являются национальными парками или особо охраняемыми территориями, регулирует федеральное законодательство в части использования таких зон, особенно при большом трафике людей. С одной стороны, на Южном Урале замечательные места — я в детстве с гитарой обошёл все наши озёра — Ильмены, Тургояк, Увильды, Касарги. Спортивные сборы и соревнования проводили в городах области. Был в Сатке, Симе, Чебаркуле, Аше, Троицке, Златоусте, Миассе, где только не был!
Потенциал у региона, конечно, очень большой. В первую очередь нужно ответить на вопрос: как сбалансировать экологические требования с развитием территорий. Если сейчас приехать на какое-нибудь наше озеро, с одной стороны, скажут: давайте построим здесь, допустим, большой центр, с другой стороны, будет означать, что кусочек нашей природы будет более урбанизированным. Это опять к вопросу о согласии людей — это непростое решение.
— Алексей Леонидович, весь наш разговор вы ссылаетесь на то, что ориентируетесь на мнение общественности. Такой подход в некотором роде вызывает настороженность: возникают предположения о ведомости или предвыборном популизме.
— Я хочу, чтобы аспекты любой задачи и проблемы были понятны. С одной стороны, у нас федеральное законодательство. С другой — мнение людей, с которым нельзя не считаться. С третьей — необходимость инвестиций и новых рабочих мест, в том числе развития малого бизнеса. Если мы говорим о туризме, то вокруг этой экосреды создается много рабочих мест, в первую очередь в плане сервиса. Давайте поймем, о каких проектах может идти речь, о каких возможностях. Давайте разберемся, чтобы не сделать сначала, а потом увидеть негатив, давайте разберемся, куда мы идём, показав людям, какие возникнут плюсы. Если вместе решим, что это правильно, давайте это развивать. Если поймём, что возле этого озера лучше ничего делать не надо, давайте не делать этого. Это не вопрос популизма — это вопрос общественного консенсуса, тем более вокруг такой важной темы как природа, наше достояние.
— Вы с такой теплотой вспомнили ваши юношеские походы на Южном Урале, а квартиру приобрели на Кипре… Почему не выбрали Краснодарский край, Крым — наши красоты?
— Квартиру мы покупали достаточно давно…
— Это вопрос не про финансы, а про выбор — почему для отдыха не Россия?
— Я уже говорил о том, что хочу и буду отдыхать здесь. Это с одной стороны. А с другой: давайте не делать никого — ни вас, ни меня — невыездным. На тот момент созрели такие желание и возможность. Мы с семьей такое решение приняли. Повторюсь: я с удовольствием отдыхаю в нашей стране. Зимой, например, катались на горных лыжах в Сочи с семьей. В этом году точно будем кататься на лыжах уже здесь, на Южном Урале.
«Полюбили ходить в пиццерию»
— Ваша семья перебирается в Челябинск?
— Конечно. Не обсуждается — мы всегда везде вместе!
— Сына определили в школу?
— Жена сейчас этим занимается.
— А супруга будет работать в Челябинске?
— Не знаю… Не знаю…
— Не советуется с вами?
— Вопрос не в том, она всегда советуется. Просто на это надо внимательно посмотреть. Она у меня человек очень хороший, правильный. Поэтому в первую очередь будет заниматься семьёй.
— Я так понимаю, сейчас семья не постоянно проводит здесь время, а когда супруга с сыном приезжают, где бывают, что интересно? Для вас Челябинск всё-таки знакомый, а для них пока нет.
— Гуляют по городу, жена зовёт сюда своих друзей, они куда-нибудь вместе ходят. Были в Краеведческом музее, в Молодёжном театре, в парках. Знаю, что с сыном уже полюбили ходить в какую-то пиццерию.
— А делится потом своими впечатлениями о Челябинске? Может быть, критикует?
— Делится, конечно, в том числе и критика бывает.
— Прислушиваетесь к замечаниям?
— Конечно, она зачастую может увидеть больше, чем я. Знакомится и общается здесь с людьми, обсуждает, какие есть проблемы, потом мне рассказывает. Знаете, мы когда с супругой поженились, первое, куда я её привёз, был Челябинск — свадебное путешествие (улыбается). Знакомил с родственниками, с друзьями детства. Она всегда это вспоминала.
— Жена помогает вам в выборе гардероба? Ваш стиль выходного дня в рубашках с закатанным рукавом кажется необычайно точным попаданием в тот образ, который вы создаёте. Это интуитивная находка или прорабатывали стиль?
— Я такой, самостоятельный. Иногда критикую людей вокруг себя: «Дайте хоть один совет», а они не говорят. Снял пиджак, закатал рукава — вот и всё. Я это делал всегда. И до того, как приехал сюда. А образа мне так никто и не придумал, и не посоветовал.
— Мужчина с закатанными рукавами создаёт впечатление человека, способного работать руками. Что вы в последний раз самостоятельно мастерили?
— Если так можно сказать, то лего с сыном (смеётся). Он у меня очень любит лего, и мы с ним что-то собираем, сейчас любимое — «Майнкрафт». Ну и, конечно, детские макеты — самолеты, города, разные поделки. Недавно собрали макет футбольного стадиона «Спартак». Хочется, конечно, больше времени проводить с семьёй, с ребёнком. А по дому — с удовольствием зимой снег лопатой расчищаю вокруг дома. Руки работы не боятся.
«Надо уточнить, сколько сейчас получаю»
— А сколько получает врио губернатора? При переходе из Минэнерго вы потеряли в зарплате?
— (после паузы) Я, откровенно говоря, не знаю, сколько сейчас получаю. Надо уточнить, не могу ответить на ваш вопрос объективно (смеется).
— То есть вы зарплату не уточняли, соглашаясь на работу в Челябинске?
— Когда президент делает такое предложение, ты не думаешь о зарплате. Я, правда, не знаю. Зарплату перечисляют на карточный счет, а карту я еще физически не успел получить, времени не было.
— Кажется, что вряд ли вы заметно выиграли в зарплате. Тогда зачем вам всё это? С назначения на должность врио губернатора прошло ровно сто дней. За это время вы сформулировали для себя ответ?
— Я его сразу сформулировал. Себе, своей жене, друзьям я объяснял: у меня желание вернуть долг родному региону, в котором не жил много лет, но который люблю и с которым никогда не терял связь.
Источник: 74.ru
